Красный
кавалерист.
Когда в Одессе бушевала революция, Котовский
вышел из тюрьмы. Вышел «в кандалах» и в первый же вечер поехал в оперный театр.
На сцене пели Хозе и Кармен, а по залу, широко распахнув двери, шел сам
Григорий Котовский с гремящими кандалами на руках. Одна когда-то ограбленная им
дама упала в обморок. Весьма галантно Котовский привел ее в чувство. В
антракте, окруженный толпой, Котовский произнес речь о свободе, о России и о
себе. В заключении своей речи он объявил, что продает сейчас же свои кандалы в
пользу родившейся русской свободы, и в ближайшие десять минут кандалы были
куплены за 10 000 рублей каким-то влюбившимся в революцию буржуем. Позднее
Котовский записал так : «Медовый месяц февральской революции. Буржуазия
покупает мои кандалы.»
Вся Одесса обсуждала новость : Котовский едет
на фронт в кавалерию. В одном из кавалерийских полков Котовский прошел короткую
военную подготовку и отправился на румынский фронт. В первые же дни за боевые
отличия он получил «Георгия», а в дальнейших боях был произведен в прапорщики и
принял в командование казачью сотню, с которой совершал смелые рейды в
неприятельском тылу.
В полном развале фронта, когда кругом шли
грабежи и горели города, Котовский избирается в президиум армейского комитета
румынского фронта. Здесь он впервые столкнулся с большевиками.
«Я -
анархист, - говорил Котовский, - но между мной и вами разницы пока не вижу
!»
На фоне полного развала армии, в стихии анархизма Котовский
чувствовал себя прекрасно. Он умел атаманствовать и начал самовольно
формировать кавалерийские отряды. В это время Котовский уже вступил в борьбу с
белыми . В первых же стычках Котовский попал в плен к генералу Дроздовскому, но
счастье не изменило ему и здесь - он бежал.
Отряд Котовского таял в
стычках с белыми, румынами, украинцами, и его предводитель махнул в центр
российского пожара - в Москву. Московские вожди не ужаснулись биографии
Котовского. Сейчас все средства были хороши. Котовский получил
задание.
Поздней осенью с фальшивым паспортом на имя помещика
Золотарева, Котовский появился в одесском революционном подполье. Он набрал 30
дружинников из разбойного и уголовного мира вперемешку с коммунистами. Брал
людей «по глазам», одним взглядом определяя, годится ему этот человек или нет.
Данная подпольем задача ясна : убийства полицейских агентов, террор в отношении
белой контрразведки, налеты на банки и частных лиц. Вся Одесса снова заговорила
о Котовском - вспыхнули феноменальные по смелости грабежи-приключения. Одесские
уголовники ненавидели Котовского - не понимали, зачем он отбивает у них хлеб,
Котовский презирал уголовников - не понимал, зачем эти люди идут на грабеж и
убийство.
Весной 1919 года подпольная жизнь Котовского закончилась.
На Одессу наступали красные. Дружинники Котовского вышли из подполья. Они били
с тылу, обстреливали с крыш, отбивали обозы, внося еще большую панику в
отступающую армию.
Накануне занятия Одессы переодетый полковником
Котовский вывез на трех грузовиках из подвала государственного банка
драгоценности. А на следующий день - 5 апреля 1919 года - в Одессу вступили
красные войска.
Одесса пережила неслыханный террор - в нем участвовало
все большевистское подполье. Котовский не участвовал - расстрелы пленных,
всякое трусливое зверство были ему чужды.
В эти дни Котовского
разыскал писатель Федоров - он просил помощи : его сын, офицер, попал в ЧК.
Хлопотать об освобождении активного члена контрреволюционной организации было
рискованно даже для Котовского. И он не хлопотал, не просил, он требовал : « Я
требую подарить мне жизнь этого молодого офицера, отец которого сделал мне в
свое время не менее ценный подарок». Неизвестно какой ультиматум поставил
Котовский чекистам, но в итоге ему «подарили» и Федорова, и его товарищей. Этот
человеческий жест еще раз подчеркивает самобытность и широту натуры красного
маршала.
Поход на Польшу.
С занятием красными Одессы карьера Котовского-кавалериста развернулась. На фоне
смутного кровавого времени в своих отрядах Котовский ввел железную дисциплину,
мародеров расстреливал собственноручно. Дисциплину его отрядов особенно ценили
местные евреи, потому что Котовский один их не грабил и не
убивал.
Вскоре Котовского бросили под Питер - спасать революционную
столицу от генерала Юденича. Юденич дрогнул под ожесточенным натиском красных
полков. Отличившийся в боях Котовский лежал в голодной столице в тифу. Еще в
госпитале он получил приказ о назначении командиром кавалерийской бригады,
которая должна была нанести удар по отступавшим полкам
Деникина.
Котовский как таран врезался в отступающие обозы, налетел на
Одессу и зажал выброшенных на Днестр белых в районе Тирасполя. Парламентеры
Котовского предложили белым сдаться, обещая , что никого из пленных не тронут.
Белые поверили Котовскому. Выстроив всех пленных и всю бригаду, Котовский
произнес сумбурную речь. Речь была отнюдь не коммунистической - это была речь
русского человека «необъятной широты».
В реввоенсовете были недовольны
такими жестами Котовского. Но делать нечего - заслуги Котовского были велики -
реввоенсовет наградил его вторым орденом Красного Знамени.
Летом 1920
красные войска под командованием Тухачевского пошли на Польшу. Однако
Котовского уже не выдвинули на решающую роль вождя красной конницы. Напротив, в
противовес ему, партийные верхи публично обласкали командира первой конной
Семена Буденного. Поход на Польшу оказался слишком тяжелым, Бои под Белой
Церковью, Львовом, Кременцом несли неисчислимые потери котовцам. Лучший
польский конный корпус генерала Краевского получил приказание истребить
разбойную кавбригаду. Польская кавалерия полным кольцом окружила Котовского на
лесистом холме Божья Гора. Командование Юго-Западного фронта похоронило
отрезанную бригаду.
В решающий момент Котовский обратился к бойцам с
речью : «Братва! - кричал он, - Простите меня, моя ошибка, что завел я вас в
этот капкан! Но помощи ждать неоткуда! Давайте или умрем как настоящие солдаты,
или прорвемся на родину!» По горам трупов своих товарищей бросился на поляков
Котовский. Произошла рукопашная схватка. Разорвавшийся снаряд выбил Котовского
из седла. Контуженного комбрига вынесли с поля боя. Врачи считали, что рассудок
не вернется к Котовскому - он метался, бредил и кричал. Но здоровье Котовского
вынесло и это. Через месяц он выписался из госпиталя и снова вступил в командование
бригадой.
Последняя страница. С 1922 года у Советского государства фронтов
нет, карьеры боевых маршалов замерли. Котовский теперь член реввоенсовета и
трех ЦИКов - Союзного, Украинского и Молдавского, награжден всеми возможными наградами
- кавалер трех орденов Красного Знамени , обладатель революционного оружия. Но
у красного маршала много врагов в ГПУ и реввоенсовете. Котовский слушает курсы
в Академии генерального штаба, но там ему скучно, да и им недовольны - слишком
много вольницы в нем и его подчиненных. Он упорно не является на всевозможные
доклады и не читает «Историю РКП(б)», предпочитая ей «Тарзана». Все, что любил
Котовский в юности - авантюру, театральность, браваду, не ушло и от 40-летнего
маршала. Идет седьмой год революции, а Котовский любит сказать о себе : «Я
ведь, знаете, - анархист!»
7 августа 1925 года в газете «Правда»
появилась странная телеграмма: «Харьков. В ночь на 6 августа в совхозе
«Чебанка», в тридцати верстах от Одессы, безвременно погиб член Союзного,
Украинского и Молдавского ЦИКа, командир конного корпуса товарищ Котовский».
Смерть члена трех ЦИКов окутана тайной. Из маузера несколькими выстрелами в
грудь уложил его курьер его штаба Майоров. Версий убийства было много - шальная
пуля во время крупного разговора, агент румынской разведки, обманутый муж.
Возможно, как раз Майоров, успешно скрывшийся от правосудия, был той «волшебной
палочкой» всесоюзного ГПУ, которой убирают людей, опасных государству. Есть
странная закономерность в смерти Котовского: люди, выходившие невредимыми из
боев и авантюр чаще всего находят смерть от неведомого подосланного убийцы. Для
Котовского таким оказался скромный курьер штаба.
Красного маршала
Котовского хоронили в Одессе под звуки траурного марша Шопена. В городах
расположения второго корпуса дали салют из 20 орудий. Одесса приспустила флаги,
над могилой говорили речи, его именем назвали один из боевых самолетов и даже
предложили поставить памятник. Так было спокойнее - памятники ничего не
рассказывают.
|
